Молодо-зелено
писалось когда-то для игры, не пригодилось. сейчас чистил папки, нашел и решил сохранить.
Он отчетливо помнил каждое селение, каждый город и каждый замок, в которых творил свои бесчинства. Он помнил по именам всех своих многочисленных птенцов, всех охотников и всех выпитых им смертных, чьи имена он успевал узнать. Он помнил, какая погода стояла в ту или иную ночь, сколько жизней отнял и где провел день. Масса мелких деталей, пустячных, но их можно вытравить из разума разве что расплавом серебра.
Но вот одного из преследователей он помнил особенно отчетливо. Монах, совсем недавно принявший постриг, едва ли старше восемнадцати, еще мальчишка, но полон веры и решимости истребить всю нечисть. Почему он заполнил его? То ли за серые как предгрозовое небо глаза, то ли потому, что в той деревне, где они расправились с ним, были только дети. Взрослые сбежали, а детей оставил в откуп вампирам, надеясь, что те не станут преследовать их родителей по лесам. Они нашли их всех следующей же ночью. Птенцы здорово развлеклись, гоняя очумевших от ужаса крестьян по буреломам. К тому времени как вампиры затеяли охоту памятный монах, как и дети, которых он единственный взялся защищать, был уже мертв.
Тело молодого монаха сотрясалось в судорогах боли, ногами он мелко перебирал в воздухе, пытаясь достать пол. Тщетно. Широко разведенные в сторону руки были прибиты к глиняной стене теми же осиновыми кольями, которыми был вооружен отряд борцов с нежитью, так, что монашек висел, словно распятый. Из пробитых запястий по стене сбегали ручейки крови, заливая плохо выструганные доски багрянцем. Губы, изогнутые в болезненной гримасе, тоже были в крови. Она сочилась из разбитого носа и из раны от "тернового венца" – грубой веревки с завязанными на ней узлами, так туго затянутой вокруг головы смертного, что узлы впились в лоб, образуя кровоточащие ранки на нечистой коже.
Встав из-за стола, вампир размеренным шагом подошел к монашку. От ужаса зрачки несчастного расширились, растекаясь по радужке чернильными кляксами, он замотал головой, затылком ударяясь о стену, но не замечая этого. Де Рец замер возле него, вглядываясь искаженные страхом черты лица. Под ногами его ползали, слизывая кровь с досок пола и дерясь за каждую каплю, смрадные твари, отвратительные создания, его птенцы. Те, кого Жиль обратил, выбирая самых мерзких представителей рода человеческого, коих находил в провонявших прогорклым маслом, кислым вином и человеческим потом кабаках. Его птенцы, его армия… Отбросы общества, гниль людская, которую он старательно собирал, как коллекционер редкие диковины, выискивая на самом дне. Армия, внушавшая не страх, но отвращение не только смертным, но и самому ее предводителю.
Устав наблюдать за дергающимся лицом перепуганного стонущего монашка, Жиль всадил ему в живот руку. За время "крестового похода" против Святой церкви ногти вампира отрасли и загрубели, становясь похожими на звериные когти. Длинные и острые, только что не закругленные, как у волков и медведей, они легко вспаривали тонкую оболочку человеческого тела, входя в мягкие внутренности. Пальцы с теплым хлюпаньем проникали в отверстия, оставленные ногтями, по ладони струилась кровь, затекая в широкий рукав.
От боли и ужаса, мышцы кишечника монашка расслабились, и его содержимое вместе с потоками темной крови хлынуло по ногам. Птенцов это не смутило, они слизывали зловонные лужи с грязного пола и утробно рычали, как огромные неопрятные кошки, получившие блюдце сливок. Де Реца замутило от омерзения. Не от запаха, но от вида этих человекоподобных существ, извивавшихся возле его сапог, к горлу подкатила тошнота. Размашистым шагом он пошел прочь, пнув подвернувшегося на пути птенца, ломая ребра, но тварь этого даже не заметила. Птенец рвался к оставленному беспомощному человеку. Жиль оглянулся. Когда он вернется, от монашка останется разве что скелет…
Дверь полетела с петель, и вампир подставил лицо ледяным струям дождя. Одежда сразу же вымокла до нитки, но Жиль стоял неподвижно, задрав голову и ловя губами пресные капли, летевшие с неба. Променяв свою бессмертную душу на вечную жизнь, он не стал безбожником, он не верил теперь в бога, он просто знал, что тот существует. Жесткий, капризный, слабый и беспомощный божок, правивший судьбами людей, над его судьбой теперь был не властен. Он знал. Так же как знал, что сейчас бог плачет. Он оплакивал не детей, выпитых птенцами и не несчастного монашка, чью еще живую плоть сейчас рвали на части озверевшие от запаха крови вампиры. Он оплакивал загубленную душу того, кого при жизни звали бароном де Рец…
под катом много текста
Воспоминание де Реца
Воспоминание де Реца
Он отчетливо помнил каждое селение, каждый город и каждый замок, в которых творил свои бесчинства. Он помнил по именам всех своих многочисленных птенцов, всех охотников и всех выпитых им смертных, чьи имена он успевал узнать. Он помнил, какая погода стояла в ту или иную ночь, сколько жизней отнял и где провел день. Масса мелких деталей, пустячных, но их можно вытравить из разума разве что расплавом серебра.
Но вот одного из преследователей он помнил особенно отчетливо. Монах, совсем недавно принявший постриг, едва ли старше восемнадцати, еще мальчишка, но полон веры и решимости истребить всю нечисть. Почему он заполнил его? То ли за серые как предгрозовое небо глаза, то ли потому, что в той деревне, где они расправились с ним, были только дети. Взрослые сбежали, а детей оставил в откуп вампирам, надеясь, что те не станут преследовать их родителей по лесам. Они нашли их всех следующей же ночью. Птенцы здорово развлеклись, гоняя очумевших от ужаса крестьян по буреломам. К тому времени как вампиры затеяли охоту памятный монах, как и дети, которых он единственный взялся защищать, был уже мертв.
Тело молодого монаха сотрясалось в судорогах боли, ногами он мелко перебирал в воздухе, пытаясь достать пол. Тщетно. Широко разведенные в сторону руки были прибиты к глиняной стене теми же осиновыми кольями, которыми был вооружен отряд борцов с нежитью, так, что монашек висел, словно распятый. Из пробитых запястий по стене сбегали ручейки крови, заливая плохо выструганные доски багрянцем. Губы, изогнутые в болезненной гримасе, тоже были в крови. Она сочилась из разбитого носа и из раны от "тернового венца" – грубой веревки с завязанными на ней узлами, так туго затянутой вокруг головы смертного, что узлы впились в лоб, образуя кровоточащие ранки на нечистой коже.
Встав из-за стола, вампир размеренным шагом подошел к монашку. От ужаса зрачки несчастного расширились, растекаясь по радужке чернильными кляксами, он замотал головой, затылком ударяясь о стену, но не замечая этого. Де Рец замер возле него, вглядываясь искаженные страхом черты лица. Под ногами его ползали, слизывая кровь с досок пола и дерясь за каждую каплю, смрадные твари, отвратительные создания, его птенцы. Те, кого Жиль обратил, выбирая самых мерзких представителей рода человеческого, коих находил в провонявших прогорклым маслом, кислым вином и человеческим потом кабаках. Его птенцы, его армия… Отбросы общества, гниль людская, которую он старательно собирал, как коллекционер редкие диковины, выискивая на самом дне. Армия, внушавшая не страх, но отвращение не только смертным, но и самому ее предводителю.
Устав наблюдать за дергающимся лицом перепуганного стонущего монашка, Жиль всадил ему в живот руку. За время "крестового похода" против Святой церкви ногти вампира отрасли и загрубели, становясь похожими на звериные когти. Длинные и острые, только что не закругленные, как у волков и медведей, они легко вспаривали тонкую оболочку человеческого тела, входя в мягкие внутренности. Пальцы с теплым хлюпаньем проникали в отверстия, оставленные ногтями, по ладони струилась кровь, затекая в широкий рукав.
От боли и ужаса, мышцы кишечника монашка расслабились, и его содержимое вместе с потоками темной крови хлынуло по ногам. Птенцов это не смутило, они слизывали зловонные лужи с грязного пола и утробно рычали, как огромные неопрятные кошки, получившие блюдце сливок. Де Реца замутило от омерзения. Не от запаха, но от вида этих человекоподобных существ, извивавшихся возле его сапог, к горлу подкатила тошнота. Размашистым шагом он пошел прочь, пнув подвернувшегося на пути птенца, ломая ребра, но тварь этого даже не заметила. Птенец рвался к оставленному беспомощному человеку. Жиль оглянулся. Когда он вернется, от монашка останется разве что скелет…
Дверь полетела с петель, и вампир подставил лицо ледяным струям дождя. Одежда сразу же вымокла до нитки, но Жиль стоял неподвижно, задрав голову и ловя губами пресные капли, летевшие с неба. Променяв свою бессмертную душу на вечную жизнь, он не стал безбожником, он не верил теперь в бога, он просто знал, что тот существует. Жесткий, капризный, слабый и беспомощный божок, правивший судьбами людей, над его судьбой теперь был не властен. Он знал. Так же как знал, что сейчас бог плачет. Он оплакивал не детей, выпитых птенцами и не несчастного монашка, чью еще живую плоть сейчас рвали на части озверевшие от запаха крови вампиры. Он оплакивал загубленную душу того, кого при жизни звали бароном де Рец…
под катом много текста
@темы: кусочки меня, игры